-- Готовы ли российские акционеры к партнерству с "Ронефтью" в ТНК-ВР? Будет ли в этом случае AAR рассматривать для себя возможность уступить контроль "Роснефти"?
-- Мы не видим никаких проблем в партнерстве с "Роснефтью", наоборот, мы уже имеем успешный опыт совместной работы с госкомпанией в рамках СП "Верхнечонскнефтегаз" и видим много возможностей для синергии в разработке проектов на Ямале, включая совместное использование имеющейся транспортной инфраструктуры. Соглашение акционеров ТНК-ВР предполагает аналогичные права и структуру корпоративного управления для нового партнера, приходящего вместо ВР, таким образом, мы ожидаем, что партнерство будет паритетным.
-- Готов ли AAR выкупить всю долю ВР? Каков может быть формат этой сделки? Во сколько AAR ее оценивает? Что AAR будет делать с 100% компании?
-- Консорциум ААР планирует сделать BP новое расширенное предложение о выкупе всех принадлежащих ей акций в ТНК-BP за наличные средства. Мы начали работать с Rothschilds Group по организации синдиката банков, которые профинансируют эту сделку. Заемные средства будут привлечены ТНК-ВР. Если сделка состоится, в течение некоторого времени компания будет направлять существенную часть прибыли на выплату кредитов. Надеюсь, что на дивиденды также хватит средств, поскольку у компании отличные производственные и финансовые показатели.
Мы должны сделать предложение BP до 17 октября, когда истекает 90-дневный период переговоров. Окончательное решение по стоимости доли ВР еще не принято, но в любом случае оно будет конкурентным. Консолидировав пакет акций ТНК-BP, ААР со временем может рассмотреть разные опции, среди которых IPO и привлечение нового стратегического партнера.
-- Обсуждали ли вы возможность консолидации 100% ТНК-ВР с властями страны?
-- Обсуждать такую идею рано. Сначала нам все-таки нужно провести или закончить серию переговоров и выйти на какое-то предполагаемое решение. А уже с ним идти что-либо обсуждать. На таком, я бы сказал, примитивном уровне обсуждение не может быть конструктивным и результативным.
-- Как вы оцениваете работу ТНК-ВР за последний год -- без постоянного руководителя и на фоне нового конфликта акционеров?
-- Компания по-прежнему работает четко. Нет ничего более постоянного, чем что-то временное. Противостояние между акционерами и обсуждение каких-то аспектов наших отношений длится уже достаточно долго. И менеджмент к этому адаптировался.
-- ТНК-ВР для вас по-прежнему стратегическая инвестиция, от которой не планируется отказываться?
-- Безусловно, для нас эта инвестиция является абсолютно стратегической. Это означает, что мы сохраним свою позицию в этом бизнесе. С этой целью мы проводим различного рода консультации на разных уровнях и с разными контрагентами.
-- Есть ли разница в отношении государства к частным компаниями и тем, которые оно контролирует?
-- Нет, я бы не сказал, что какая-то разница чувствуется с точки зрения отношений государства. Может быть, есть какие-то, совсем такие слабо уловимые нюансы с точки зрения текущей деятельности, но особой разницы я не вижу. Есть небольшое исключение, конечно: менеджмент госкомпаний более чувствителен к различного рода регуляторным мерам или даже сигналам какого-то неформального характера. Например, в части удержания цен на внутреннем рынке менеджмент частной компании более сориентирован на коммерческий результат, а менеджмент государственной компании относится более спокойно к экономическим результатам. И я иногда обсуждаю эту тему с коллегами, которые держат цены на внутреннем рынке, хотя экспортный паритет ушел уже достаточно далеко, и из-за этого получается некий демпинг, который не в наших интересах. А они мне отвечают, что получили команду и должны ее выполнять, потому что просто управляют активами, а не владеют ими.
Но есть и другая чувствительная область -- доступ к ресурсам. И мы объективно видим, что госкомпании имеют определенные формальные преференции в части разработки шельфа и неформальные -- в части приобретения различных крупных активов, потенциально доступных для всего рынка. И государство, имея соответствующие механизмы, управляет процессами в своих интересах. На наш взгляд, это не совсем справедливо, потому что налоговая нагрузка абсолютно пропорционально распределяется на всех. Открытая конкуренция могла бы приносить в бюджет гораздо больше.
-- Вы входите и в президентскую комиссию по ТЭКу, и правительственную. В чем для вас разница между ними?
-- У правительственной комиссии формат абсолютно понятный: это обсуждение, формализация тех аспектов отрасли, по которым проходят постоянные консультации между различными министерствами, ведомствами и компаниями. Это такая площадка, где можно обменяться мнениями, расставить приоритеты и задать те или иные процессы. Комиссия, возглавляемая президентом, носит более стратегический характер, о чем было объявлено на первом же заседании комиссии. На ней должно обсуждаться ограниченное количество стратегических вопросов, то есть она не предполагает длинную и загруженную повестку -- один-два вопроса. Кроме того, на президентской комиссии можно послушать мнение экспертов, провести какое-то обсуждение и наметить тренд развития. Она также имеет и вторую часть, которая предполагает неформальное общение.
-- Вы действительно были инициатором создания нефтяного клуба, который потом стал президентской комиссией?
-- Да, я был инициатором.
-- А вас не смущает, что главную организационную роль в ней играет глава компании-конкурента, президент "Роснефти" Игорь Сечин?
-- У нас, безусловно, есть конкуренция, но при этом у нас есть и целый ряд аспектов, которые, собственно, нас и объединяют. Поэтому обычной формой или привычной формой обращения к президенту является коллективное письмо. Поэтому в этой части я считаю, что господин Сечин может быть и достаточно полезным звеном. И то, что он является секретарем этой комиссии, никоим образом не смущает.
-- Вы, как совладелец частной компании, не опасаетесь большего усиления роли государства в экономике и конкретно в отрасли? Например, через "Роснефтегаз"?
-- Я в этой жизни мало чего опасаюсь. Я считаю, что стратегическое решение о том, какую роль должен играть "Роснефтегаз", принимает руководство страны. А это уже вопрос того, куда мы движемся как государство. Потому что декларации должны совпадать с направлением развития. С одной стороны, мы слышим постоянно из уст разных чиновников упоминания о том, что сегодня в экономике присутствие госсектора избыточное, но тренд явно не на снижение, а, наоборот, на его увеличение. Особенно после кризиса 2008 года.
Я, безусловно, за более свободный рынок. Считаю в целом, что доля государства в экономическом секторе должна снижаться. И я согласен с той позицией, которую неоднократно поддерживал и декларировал президент, что это должно происходить за справедливые деньги и абсолютно рыночно. Но при этом я считаю, что работа в этом направлении должна быть плановой и наличие или отсутствие средств в бюджете не должно являться неким катализатором.
-- Уже несколько лет нефтяники просят правительство начать использовать новую налоговую систему. Какой, на ваш взгляд, она должна быть?
-- С нашей точки зрения, идеальным решением был бы переход на более понятную, более стимулирующую повышение эффективности систему -- взимание налогов с прибыли. Оборотные налоги, например, не дают гибкости с точки зрения бизнес-планирования и возможности оставлять больше средств и инвестировать их в производство. Есть еще и фактически второй оборотный налог -- экспортные пошлины, которые формально к налогам не относятся, но идут в бюджет. С одной стороны, любой переход связан с рисками, и они значительны из-за социальных программ и обязательств, взятых на себя руководством страны. Поэтому на сегодня нет такого созревшего предложения, которое бы можно было серьезно рассматривать. Тренд не к глобальным изменениям, а локальным. В то же время, например, была принята очень качественная налоговая система "60-66", которая полностью себя оправдывает. Она сумела поддержать экономику добычи на зрелых месторождениях. Но этот положительный эффект отчасти был съеден, например, повышением тарифа на транспорт нефти и энергетику. При этом рассматривается и активно планируется применять различного рода льготы в отношении новых месторождений, в отношении трудноизвлекаемых запасов. Я думаю, что в какой-то момент времени количество различного рода льгот и их администрирование придет к некому критическому объему, и тогда будет, возможно, принято решение о более кардинальных изменениях. Но я не думаю, что они произойдут в ближайшие три года.
-- Каковы планы ТНК-ВР по международному развитию? Компания по-прежнему намерена ограничиться уже имеющимися проектами во Вьетнаме, Венесуэле и Бразилии?
-- Это наша тактика. Стратегия заключается в том, чтобы продолжить некую диверсификацию и построить эффективную систему управления. Во вьетнамском и венесуэльском проектах мы чуть больше года, за это время провели различные интеграционные вещи, внедрили нашу систему управления. От властей Вьетнама, например, получили сигнал о том, что наше предложение по одному из участков шельфа интересно, и мы видим определенные возможности для его развития. У PetroVietnam, в свою очередь, сохраняется интерес и к работе в России, поэтому мы начинаем переговорный процесс. Но я бы не сказал, что наше развитие во Вьетнаме жестко увязано с проектами коллег в нашей стране.
В Венесуэле, где ТНК-ВР принадлежит 40% в Petroperija, 26,6% в Boqueron и 16,67% -- в Petromonagas, физические показатели бизнеса радуют. Пока, правда, мы не можем с нашими венесуэльскими коллегами наладить процесс получения дивидендов. Мы ожидаем, что после окончания предвыборной кампании в Венесуэле процесс войдет в системное русло, ведь с проблемой сталкивается не только ТНК-ВР, но и все другие игроки.
Но самое главное для нас сейчас -- это Бразилия, проект "Солимойнс". Сейчас на участке пробурено девять скважин, ряд из них были неудачными, но вот последняя скважина считается удачной. И на основе этого результата можно сделать выводы о том, что есть промышленные запасы газа, возможности монетизации этого газа. Например, рассматриваем партнерство по инфраструктуре с Petrobras, которая добывает газ на соседнем участке. Правда, входя в этот проект, в первую очередь мы рассматривали его как нефтяной, но геологоразведку участков с потенциальным нефтяным наполнением мы еще не проводили.
В целом я бы сказал, что мы постоянно рассматриваем какие-то новые возможности, но пока концентрируемся именно на этих проектах. Это логично с точки зрения нашего бизнес-плана и показателей эффективности. Раньше мы активно смотрели на перерабатывающие проекты в Европе, но с учетом преференций со стороны российского государства для нашей нефтепереработки предпочитаем инвестировать в нее. Кроме того, продолжаем рассматривать возможность участия в проектах по добыче нетрадиционного газа на Украине.
-- А в целом, на ваш взгляд, мировой энергобаланс изменится от более активной разработки сланцевого газа?
-- Я не аналитик, но считаю, что перспективы сегодня уже очевидны. Кто бы там чего ни говорил. Есть значительные физические объемы газа, которые влияют на рынок США, который является значительным с точки зрения потребления и в серьезной степени определяющим с точки зрения цены. Думаю, что этот дифференциал цен, который существует на сегодняшний день в Европе и США, будет кем-то использован, кто-то будет на этом зарабатывать. И это, безусловно, должно повлиять на ситуацию на европейском и российском рынках.
-- Принято считать, что коррупция -- это, скорее, проблема госкомпаний, где менеджеры распоряжаются не своими деньгами. Но выяснилось, что в ТНК-ВР, например, такие истории тоже происходят. Компания сейчас судится в Лондонском суде с бывшим директором департамента логистики Игорем Лазуренко, который получил несколько миллионов долларов в качестве "откатов" от участников тендеров. Как вообще такая ситуация стала возможной? Тем более он считался человеком из вашей команды, которых в компании осталось очень мало и которые пользуются особым положением.
-- Их осталось немного, а почему случилась эта история, вопрос философский. В фильме "Место встречи изменить нельзя" Жеглов говорил, что есть три гидры, которые человека съедают. Вот одна из них -- это алчность, и, видимо, существуют такие категории людей, которые не могут себя в этом плане побороть и управлять своими желаниями, соизмерять их со своими потребностями и возможностями. Та зона, за которую на протяжении длительного периода времени отвечал господин Лазуренко, только в последнее время начала приобретать прозрачные и цивилизованные нормы. В транспортной отрасли возникало большое количество разных компаний, посредников, трейдеров и так далее. И в подобной серой зоне получилось, что человек, который пользовался серьезным доверием, проработавший в нашей системе много лет, фактически пришедший к нам с улицы и ставший профессионалом, не выдержал испытание. Как говорится, Остапа понесло. Но я сам стараюсь к этому всему относиться спокойно и неэмоционально. Такие моменты есть и, к сожалению, будут. А позиция ТНК-ВР ясная, четкая и прозрачная: мы с такого рода прецедентами боремся и будем бороться в независимости от сумм.
-- А от самого Игоря Лазуренко вы будете теперь требовать возврата средств?
-- Не будем, а уже требуем. Мы имеем всю информацию о его активах, понимаем, какой объем денежных средств потеряла компания. Российские правоохранительные органы уже возбудили уголовное дело.
-- В ТНК-ВР, например, проводят тесты на полиграфе. Довольно нестандартная практика.
-- Да, это в том числе и специально для сотрудников, которые попадают в зону подозреваемых. Безусловно, мы всячески приветствуем информацию со стороны подрядчиков и перевозчиков, всех, кто так или иначе получает подобного рода сигналы и предложения. Надо сказать, что за последнее время доверие со стороны подрядчиков компании повысилось, все видят, что мы не пытаемся демонстрировать борьбу с коррупцией, а действительно ее проводим. И это наше четкое кредо.
SIA.RU: Главное
