Владимир Путин не исключает для себя следующего президентского срока

На Валдае продуманно осенняя погода: стабильно прохладно, но не холодно; облачно, но дождя нет; листва на деревьях пожелтела, но не облетела ведь.

Нельзя не признать, что люди, участвующие как в панельных дискуссиях, так и в монолитных, испытывают умеренное воодушевление от происходящего. Никто не жалуется ни на внешнюю, ни на внутреннюю организацию форума.

Оппозиционеры здесь на глазах становятся если и не сразу бывшими и если даже не совсем шелковыми, то уж шелковистыми точно. Илья Пономарев с удовлетворением констатировал, что первый заместитель руководителя администрации президента России Вячеслав Володин, например, разрешил оппозиционерам баллотироваться на муниципальном уровне, причем куда угодно, то есть и в мэры Новосибирска тоже. Так, собственно, и собирается сделать Илья Пономарев.

Господин Володин даже пообещал поддержку, причем это тот случай, когда с его стороны более чем достаточно моральную: по словам Ильи Пономарева, Вячеслав Володин готов разговаривать с региональными властями, чтобы те не чинили препятствий оппозиционным кандидатам.

Таким образом, оппозиция (если, правда, считать ее олицетворением Илью Пономарева) не просто должна усвоить, что ее уровень -- муниципальный, но и готова это усвоить. ("Я и сам,-- рассказывал Вячеслав Володин участникам форума,-- начинал с муниципального уровня... И уж такая там рубка была!")

Так что установка, данная представителем оппозиции, предельно понятна: берите города, господа!

А постепенно, если все пойдет хорошо и по сложной системе подсчета эффективности работы сотрудников муниципального уровня, которая разработана в правительстве России, народные избранники получат высокие оценки, то они смогут в конце концов вырасти и в политиков федерального уровня.

Между тем на первом утреннем заседании за одним столом в присутствии участников форума сошлись пламень, лед и, так сказать, сухой лед, то есть Алексей Кудрин, Александр Проханов и сопредседатель Валдайского клуба Сергей Караганов. Каждый из них по понятным причинам говорил о своем: господин Проханов -- о неизбежности империи, господин Кудрин -- о ее невозможности, а господин Караганов искал за столом (но все-таки не под ним) свой путь.

Сошлись они только в одном -- нельзя, чтоб исчезла страна.

В середине дня участники форума встретились с министром обороны России Сергеем Шойгу. Встреча проходила в закрытом режиме, но секретом, конечно, не стала. Больше всего участникам форума запомнился вопрос бывшего посла ФРГ в России, который, рассказав, что НАТО в режиме нон-стоп разрабатывает огромное количество программ сотрудничества с Россией, поинтересовался, считает ли Россия для себя угрозой такую структуру, как НАТО.

-- Конечно! -- воскликнул министр обороны.-- А иначе зачем НАТО Россия!

А иначе он и не был бы министром обороны.

Сергей Шойгу привел в пример Балтику, на одной стороне которой российская военная база, а на другой -- натовская.

-- И зачем там нужна была бы натовская база, если бы не мы? -- поинтересовался Сергей Шойгу.

Точно так же ведь и наоборот.

На вопрос, что делает российская морская группировка у берегов Сирии, господин Шойгу без военной прямоты ответил, что в Сирии живут семь тысяч российских граждан и что кто-то же должен в случае чего их эвакуировать. Жалко, что не у кого было спросить, что делает у берегов Сирии натовская морская группировка.

Владимир Путин впервые за десять лет провел встречу с членами Валдайского клуба в полностью открытом режиме для прессы. Большая часть его вступительной речи была посвящена поискам российской национальной идентичности. Отсутствие национальной идеи раньше было выгодно, по его словам, тем, кто двадцать лет после развала СССР разворовывал страну. Впрочем, по его признанию, Россия так и не обрела национальной идеи в полной мере до сих пор.

Один из основателей Валдайского форума, господин Дудкевич, поинтересовался, кому пришла в голову идея, чтобы Владимир Путин написал статью в газету The New York Times,-- Пескову или Шойгу.

Выяснилось непредвиденное: Владимир Путин придумал это сам.

Он "влегкую посмотрел дискуссии в американском конгрессе по поводу Сирии", "позвонил своему помощнику" и сказал, что хочет написать статью в какую-нибудь американскую газету.

Потом он диктовал свои мысли, поправлял то, что по поводу этих мыслей возникло у его помощников, потом опять поправлял... а в конце концов еще и от души написал абзац на счет того, что думает об американской исключительности; это когда он прочитал, что об этом думает американский президент Барак Обама.

Затем господин Путин развил перед участниками форума свою версию о том, в чем был смысл провокации сирийской оппозиции в истории с химатакой:

-- Взяли старинный снаряд советского производства, снятый с вооружения сирийской армии... главное, чтобы было написано, что это сделано в СССР, и использовали!

Тут президент упомянул как само собой разумеющееся, что у Израиля давно существует ядерное оружие и что "химическое оружие в Сирии появилось как альтернатива ядерному оружию в Израиле".

Затем Владимир Путин согласился с вашингтоно-московским политологом Николаем Злобиным в том, что Россия заслуживает, конечно, лучшей по качеству власти (хотя сам господин Злобин не выразил в этом твердой уверенности, в отличие от процитированного им американского сенатора Маккейна), но что год назад граждане России проголосовали "за вашего покорного слугу" и "из этого будем исходить".

И тут в зале пронесся шторм. Чарльз Грант задал вопрос про Украину, и господин Путин переадресовал этот вопрос бывшему председателю Еврокомиссии Романо Проди. Тот без витиеватости высказался о том, что ассоциация с ЕС -- лучший выход не только для Украины, но и для России.

Господин Путин взял микрофон, рассказал, что у него в Италии было два друга -- Романо Проди и Сильвио Берлускони.

Господин Проди запротестовал: он не хотел, чтобы подумали, что друг его друга -- его друг.

Но господин Путин не это имел в виду.

-- Сейчас Берлускони,-- сказал российский президент,-- судят за то, что Берлускони живет с женщинами. Конечно, если бы он был гомосексуалистом, его бы никто и пальцем не тронул.

В зале раздался здоровый мужской хохот и не прекращался полминуты; сначала захохотали те, кто понимал русский язык, потом их решительно поддержали те, кому перевели на английский.

По поводу собственно ассоциации Украины с ЕС господин Путин не сказал ничего такого, о чем кто-то не слышал (если только не хотели бы слышать).

После этого дискуссия по Сирии возобновилась просто-таки с невиданной силой. В ней участвовали бывший французский премьер господин Фийон, бывший министр обороны Германии господин Рюэ, американский политолог господин Сайнс и много других заинтересованных лиц. В какой-то момент это стало всецело напоминать самое оживленное из оживленных собраний пикейных жилетов.

Но все улеглось так же неожиданно, как и началось. Участники дискуссии внезапно как будто полностью потеряли интерес к этой теме.

Слово получили до сих пор спокойно сидевшие в зале представители оппозиции. Наверное, они понимали, что им дадут возможность высказаться. Очень ровным было выступление Владимира Рыжкова по поводу "болотного дела" (Владимир Путин несколько раз назвал его Володей).

В конце недлинного выступления Владимир Рыжков между тем озвучил предложение амнистировать участников "болотного дела". Господин Путин, упомянув, что не надо шантажировать власть возможностью тяжких последствий судебных решений по этому поводу, сказал:

-- Я не исключаю. Надо дать возможность довести все юридические процедуры до логического завершения.

Это означает, что амнистии участникам "болотного дела", похоже, не миновать.

Но сначала власть, конечно, намерена продемонстрировать, что все зависит от ее доброй воли и что могло бы быть совсем по-другому.

И тут опять грохнуло, и снова на пустом, казалось бы, месте. Владимир Путин, понявший, что коллеги по президиуму чувствуют себя обездоленными вниманием публики, стал задавать им вопросы сам.

И очередь дошла до бывшего французского премьера Франсуа Фийона. Господин Путин поинтересовался, будет ли тот баллотироваться на пост президента Франции.

-- Я не буду отвечать на этот вопрос, потому что Вы тоже на такой вопрос не ответили,-- произнес господин Фийон, особо даже не глядя на российского президента.

Имелся в виду вопрос Николая Злобина, прозвучавший, надо признать, как-то вскользь.

-- А я тогда не услышал! -- засмеялся господин Путин.

Франсуа Фийон повторил свой ответ. Он, видно, хотел, чтобы прежде всего Владимир Путин ответил на вопрос Николая Злобина. Его собственный ответ на подобный вопрос интересовал господина Фийона, кажется, гораздо меньше.

Тогда-то Владимир Путин негромко и произнес, не поворачиваясь к микрофону:

-- Я не исключаю.

Причем сказано было таким демонстративно безразличным тоном: ну в самом деле, да ничего же нельзя исключить, тем более в таком малоинтересном деле, как очередное выдвижение все на ту же должность.

Франсуа Фийон кивнул:

-- Ну, и я не исключаю.

Мне некоторое время казалось, что финалом этого репортажа станет ответ Владимира Путина на вопрос Александра Проханова, есть ли такой проект, как "Россия":

-- Россия -- это не проект. Россия -- это судьба.

Но финалом будет другая фраза господина Путина.

Это ответ на очередной вопрос о госдавлении на секс-меньшинства. "Ваш выбор является таким, какой он есть,-- произнес господин Путин.-- Но позвольте и нам сделать наш выбор".

И только после этого российский президент в сердцах бросил французскому политологу:

-- Вымирают европейцы! Вы понимаете или нет?!!

Андрей Ъ-Колесников