Сколько существует современная Россия, вы занимаетесь ее финансами и бюджетом. На что похоже то, что происходит с экономикой сейчас? Напоминает 1990-е годы?
-- Нет. Это ни на что не похоже. Безусловно, какие-то факторы повторяются, но нельзя сказать, что это 1998-й или 2008-й. Санкции, взаимные санкции, цена на нефть -- влияние этих факторов, по-моему, принципиально отличается от того, что было в 2008 году. И очевидно, что меры, которые принимаются, отличаются от того, что делалось в 1998-м или 2008-м.
Декабрьский валютный кризис у многих вызвал ощущение, что все рушится и управление потеряно. А у вас?
-- Нет. Ощущения потери управления не было вообще. Мы прекрасно понимали, что предпринимаются определенные шаги и эти шаги не могут привести к мгновенному результату. Мы действительно переживали сложный период, но у нас были разные времена, когда обстоятельства заставляли нас думать, что все, конец. Просто мы их подзабыли.
В этом смысле ситуация, в которой мы оказались сейчас, когда был принят заведомо нереалистичный бюджет и его тут же начали резать, вообще мелочи жизни?
-- Знаете, можно сколько угодно рассуждать, реалистичный бюджет или нет, но бюджет приняли. И законодательство позволяет управлять его исполнением, ожидая будущих поправок. Его можно -- как, собственно, и сделал Минфин -- несколько ограничить при доведении лимитов и исполнять. Не субъективно, опираясь на какие-то предпочтения, а опираясь на ту роспись, которая утверждена в этом законе. Отсутствие бюджета -- это худшая ситуация, чем его наличие в таком виде.
Уже можно сказать, от чего придется отказаться?
-- Я не увидела, что правительство от чего-то тотально отказывается. Пошагово процесс выглядит следующим образом. Сначала всем одинаково уменьшили ассигнования, то есть недовели на 10% лимиты бюджетных обязательств. И дальше с учетом этого ограничения начали маневрировать двумя составляющими: первая -- оставшиеся 90%, а вторая -- это антикризисный фонд. Стали иначе выстраивать приоритеты внутри государственных программ; начали распределять антикризисный фонд по направлениям, которые вошли в антикризисный план.
Идет ли сейчас речь о выполнении майских указов? Или антикризисные меры важнее?
-- Указы президента остаются ориентирами до 2018 года. Это среднесрочная программа, и по мере выхода из ситуации, в которой мы сейчас находимся, мы, естественно, будем ее реализовывать. А антикризисный план -- надеюсь, это краткосрочный план, на 2015 год. Он отчасти, кстати, пересекается и с мероприятиями указов. Но в данный момент, в 2015 году, средства бюджета должны быть переструктурированы исходя из имеющихся вызовов.
Вскоре после своего назначения в 2013 году вы в одном из интервью заметили, что модель российской экономики при известных минусах помогла нам в 2008-м. Сейчас настало время для перестройки модели?
-- Имелось в виду, что мы в свое время избрали модель накопления в тучные годы дополнительных ресурсов от нефтегазового сектора.
Кубышка Кудрина...
-- Это можно как угодно называть. Мы очень долго, когда вместе работали, бились за этот механизм. Мы исходили из цикличности экономики. Из возможных периодов падения цены на нефть.
И все же будет ли после минских соглашений улучшаться фон, по вашим ощущениям?
-- Конечно. Мы все на это рассчитываем. Безусловно, все действия высшего политического руководства страны нацелены только на это. В эти дни появились какие-то первые надежды.
Ваше отношение к предложению, которое прозвучало на президентском совещании от Германа Грефа: создать центр управления реформами? Логика такая: министерства слишком заняты текущей работой, чтобы их проводить.
-- Я, наверное, с ним соглашусь. Антикризисный план есть не что иное, как межведомственный документ, и нужно контролировать его выполнение. Минэкономики готовит доклад по всем мероприятиям антикризисного плана в ежемесячном режиме, в правительстве есть соответствующая рабочая группа.
С вашим приходом Счетная палата стала публично выполнять и профилактическую функцию -- вынесение экспертных заключений там, где нарушение еще не состоялось.
-- Я эту задачу считаю одной из приоритетных, потому что предупредить нарушение всегда эффективнее. У нас есть на этот счет определенный консенсус с Минфином. Наверное, он связан и с тем, что я сама оттуда выходец, там по-прежнему работают мои коллеги -- мы стараемся взаимодействовать с ними на этапе до внесения бюджета. Может быть, без официальной процедуры, когда есть необходимость: в рамках рабочих встреч, совещаний у премьер-министра, президента. Они слышат, где у них есть проблемы.
Экспертиза законодательных и нормативных актов правительства, ведущих к дополнительным расходам или изменению доходной базы,-- новый функционал, который появился у нас с принятием нового закона. Сразу могу сказать: поначалу на нас реагировали не очень активно. Но сейчас на наши заключения стали не просто реагировать, а стали править проекты готовящихся нормативных документов и направлять на повторное согласование, хотя по регламенту мы не являемся согласующей стороной.
Основная риторика оппозиции -- это как раз коррупция. Как вам кажется, власть может перехватить эту инициативу?
-- А я думаю, что ее и перехватывать не надо. Мы все ориентированы на борьбу с коррупцией. Но всегда находятся факты, которые оппозиция может легко эксплуатировать и говорить, что что-то не сделано. Мне кажется, это извечная тема в споре между властью и оппозицией.
Можете ли вы сказать, что находитесь в авангарде борьбы за прозрачность системы?
-- Так сильно заявлять я бы не стала. Мы не можем проверить все, понимаете? У нас нет такого человеческого ресурса. Мы все-таки федеральная структура, проверяем в основном использование федеральных ресурсов. В регионах есть свои контрольно-счетные органы, которые ориентированы больше на последующий контроль. Лови вора, что называется.
Вам не очень часто удается вернуть деньги в бюджет. Есть цифры, что в 2014 году на содержание Счетной палаты было израсходовано 2,3 млрд рублей, а вернули 128,6 млн.
-- Так считать вообще нельзя. Мы измеряем эффективность своей работы не количеством денег, возвращенных в бюджет, это было бы просто неправильно. Мы с вами только что рассуждали о предупредительной функции -- она вообще не измеряется возвратом средств. Главное -- не вернуть деньги, а не потерять их.
И 128 млн рублей -- это просто промежуточный результат на конкретную дату, цифра по нескольким возбужденным уголовным делам. А бывает, что деньги в бюджет возвращают еще до окончания проверки, примеры -- Цирк на Вернадского, Оргкомитет "Сочи 2014".
У вас недавно вышел критический отчет по РЖД.
-- Собственно, про РЖД мы все уже сказали в рамках наших проверок. Реформа в заявленные сроки не состоялась. Сейчас искать причины -- достаточно бессмысленное занятие, нужно просто сделать то, что не было сделано раньше. Но вот на что я хочу обратить внимание: мало того что мы не довели реформу до конца, мы еще не создали замкнутую систему контроля, например, за функционированием тех же пригородных компаний. И я думаю, в конце 2014 года коллеги плохо себе представляли, как сработают механизмы, которые они собирались применять с 1 января 2015 года.
Как вы относитесь к идее возвращения чиновников в советы директоров госкомпаний?
-- Это правильное решение. Мы в течение 2014 года рассматривали на коллегии деятельность ряда государственных компаний, где нет представителей государства. Скажем, Объединенная зерновая компания. Мы приглашали Минсельхоз, поскольку министерство направляло туда средства, а Минсельхоз разводит руками: мы о некоторых решениях даже и не знаем, мы не входим в совет директоров. Нельзя оставлять без контроля использование денег, которые направляются из бюджета. Есть возможность входить в совет директоров, значит, есть возможность предупредить нарушения. А когда контрольные органы приходят с проверкой, иногда уже и искать нечего.
SIA.RU: Главное
