Министр экономики Алексей Улюкаев о летней экономической повестке
-- В сравнении с мартом 2015 года настроения и в правительстве, и в официальных прогнозах Минэкономики по краткосрочной ситуации в экономике существенно улучшились. Что принципиально изменилось за два-три месяца -- это случайные изменения или есть какая-то новая определенность в прогнозах?
-- Мне кажется, есть определенность на рынке, которой не было весной. Все исходят из того, что в ближайшее время коридор нефтяных цен $60-75 за баррель -- это консенсус. Успокоились девальвационные и инфляционные ожидания. Восстановилось доверие к банковской системе.
У меня, разумеется, есть претензии и замечания к нашим аналитикам, но, глядя на их работу начала года из сегодняшнего времени, я не могу не сказать, что прогнозы Минэкономики оказались самыми точными. Мы говорили, что в марте инфляция выйдет на высшую точку, даже ее обозначали (16,7% роста индекса год к году) -- и оказались точны. То же самое и с ценой нефти, и с курсом, и по динамике в промышленности. Нас удивили данные апреля по реальным располагаемым доходам, но потом выяснилось, что Росстат пересмотрел эти цифры -- падения на 13,6% не было, а было на 9,6% -- практически точно по прогнозу.
-- Есть два распространенных способа описывать то, почему падение экономики с начала 2015 года меньше ожидаемого. Первый -- она сверхадаптивна, Россия приспосабливается к кризису быстрее ожидаемого. Второй -- она слишком инерционна, кризис разворачивается медленнее и надежнее, чем можно было ожидать. Какое описание ближе вам?
-- Есть адаптивность, есть и инерция, они накладываются друг на друга. Так, существует trade-off между занятостью и зарплатой. В кризис снижается либо то, либо другое.
В 2008-2009 годах снижалась занятость. Сейчас -- зарплата.
Если предприниматель готов сохранять занятость на предприятии, значит, он допускает в будущем рост загрузки мощностей, а в случае если он верит в спад -- рационально сократить персонал и мотивировать оставшихся повышением номинальных зарплат. На практике мы видели, как бизнес в России реагировал на макроэкономические ожидания, и в этом смысле он очень гибок и адаптивен.
С другой стороны, мы видим фундаментальное улучшение ситуации. Потребительский спрос все-таки восстанавливается, в том числе в связи со снижением инфляции. Видимо, по факту реальные располагаемые доходы населения по итогам года снизятся меньше, чем мы предполагали. Весьма вероятно, что несколько снизится и склонность к сбережению, и это частично восстановит розничный товарооборот -- важный фактор экономического роста.
Это нам понятно. А вот что происходит с инвестициями, пока непонятно. Инвестиционный спад будет углубляться: где предел падения, во что он упрется -- пока не видим. Допускаем, что он будет даже глубже, чем в нашем действующем прогнозе. В целом оценка по ВВП -- 2,8% -- сохраняется.
-- Во многом инвестиционный спад первого полугодия -- это, по статистике Росстата, проблемы автопрома и проблемы со строительством. При этом в 2009-2014 годах автопром в России был одной из самых стимулируемых отраслей: нет ощущения, что сейчас мы просто имеем дело с последствиями этой стимуляционной политики в автомобильной промышленности?
-- Элемент перегрева, похоже, был. Плюс проблемы кредитования. Оказалось, что автопром менее эластичен по субсидированию, чем мы предполагали.
-- В случае со строительным рынком -- это в большей степени проблема общеэкономических ожиданий, никто не будет начинать инвестиции в стройку в ситуации неопределенности. Что можно делать с этим?
-- Совершенно очевидно, что спад в стройке будет продолжаться во втором и третьем кварталах, возможно, в четвертом тоже.
Что может быть сигналом к тому, что люди начнут принимать решения инвестировать в строительство? Курсовая политика должна доказать свою состоятельность, пройдя испытание в сентябре--декабре на годовом пике выплат по внешнему долгу. Если не будет снова драматических изменений курса, а я думаю, что не будет, это станет позитивным сигналом. Резкие курсовые движения -- это и проблемы для кредита, и удорожание проектов. Важно будет показать, что здесь мы уже адаптировались, период больших потрясений закончился.
Второе -- санкционный режим. Я считаю, что мы уже адаптировались и к нему. Тем не менее даже техническое продление санкций, его ожидание -- это новая неопределенность.
Третье -- нам нужно показать инвесторам, что меры, которые позволяют им снизить риски проектов, не зависят от внешних обстоятельств и конъюнктуры. Нам нужны кейсы успешного запуска новых проектов на практике, гринфилды, работающие схемы финансирования. В ближайшие месяцы это очень важно: показать, что есть работающие механизмы поддержки малого бизнеса, несырьевого экспорта по принципу "одного окна", что в России предлагаются действующие механизмы снижения бизнес-рисков.
Если все это будет, будут и новые стройки, и новые инвестиции -- и внешние, и внутренние.
-- Касательно курсовой политики: в какой степени она вас как главу Минэкономики сейчас устраивает? В частности, что вы думаете о новой политике пополнения резервов Банка России?
-- Есть прагматический подход, есть фундаментализм. Я полагаю, ЦБ нужен прагматический подход -- принимать решения в зависимости от ситуации. Так, кстати, и поступают ведущие центробанки мира в последние годы. Важно не связывать себя обязательствами, которые вы не сможете исполнить, и уметь объясняться с рынком.
Банк России чрезвычайно консервативен в том, что касается фондирования перспективных операций, проектного финансирования, например, и очень либерален в том, что касается фондирования ретроспективных операций.
Предоставлять под 0,5% годовых средства на санацию банков и при этом считать, что увеличение мизерного лимита на проектное финансирование под 9% является макроэкономически разрушительной политикой, это системный сбой.
Мне кажется, следовало бы объясниться с рынком: у нас дополнительная модификация инфляционного таргетирования, мы раньше допускали один тип отклонений от чистого инфляционного таргетирования -- валютные интервенции для поддержания финансовой стабильности; теперь же допускаем второй тип отклонений -- рублевые интервенции для поддержания целевых значений ликвидности. Поскольку трансмиссионный механизм процентной политики пока работает не очень хорошо, у нас неидеальное инфляционное таргетирование, нужен еще один работающий канал.
Рынок следует ориентировать на правила игры, а не на цели.
-- В значительной степени рынок в России продолжает управляться не инфляционными, а курсовыми ожиданиями. Нет ли у Минэкономики, которому это, в отличие от ЦБ, не запрещено, интереса хотя бы к измерению курсовых ожиданий? В целом чего вы ждете от рубля до конца 2015 года?
-- Очень сложно мерить курсовые ожидания. Они на самом деле неотделимы от инфляционных ожиданий, и в них заложены десятки разных факторов, которые неясно, как друг с другом суммировать. Мои ожидания состоят в том, что потенциал некоторого ослабления рубля до конца года больше, чем потенциал укрепления. Внутри этих оценок, впрочем, большой простор для волатильности.
-- В выступлении на ПМЭФ президент Владимир Путин впервые отказался от декларации будущего выхода на 5-процентный рост ВВП и заявил о среднесрочном ориентире 3,5% роста. С вашей точки зрения, это действительно среднесрочный предел?
-- Планка не может быть меньше 3,5% ВВП, потому что сейчас таковы темпы мирового роста -- ставить себе цели по росту меньше, чем среднемировые, просто не имеет смысла. Прогноз может быть, естественно, и ниже (так и есть на практике), а цель -- нет. Мы предполагаем, что в 2016 году восстановительный рост экономики позволит нам увеличить выпуск фактически до потенциально возможного, то есть до плюс-минус 2,5-процентного роста ВВП.
Настоящий вопрос -- это последующие годы. В прошлый раз восстановительный рост закончился в 2012 году. Теперь это случится в 2017 году. Нынешняя ситуация -- это наложение циклического спада на структурный кризис, и за ближайшее время мы должны принять решения, которые увеличат потенциальный выпуск, поднимут потолок, приблизят его к целевым значениям.
У нас есть примерно два года на эти решения. Потребление восстановится как фактор экономического роста в ближайшее время, в этом нет никакого сомнения. Чистый экспорт будет обеспечивать существенный вклад в рост ВВП еще два-три года. Вопрос в том, что будет с инвестициями.
-- Вообще, статистика за март--май 2015 года дает все больше и больше оснований полагать, что сейчас основа текущих экономических проблем -- это не столько падение доходов, сколько резкое изменение ожиданий на негативные. Насколько вам близка версия о сильной "психологической" компоненте происходящего?
-- В принципе да -- внешний шок и санкции вызвали у бизнеса состояние, близкое к ступору, а мы, экономические власти, не смогли его из этого ступора вывести быстро -- ни словесными интервенциями, ни фискальным или монетарным стимулированием, ни иными управленческими решениями.
-- В Санкт-Петербурге довольно большая часть форума была посвящена поискам каких-то взрывных решений в самых разных сферах, призванных и оживить инвестпроцессы, и обеспечить перелом настроений самыми экзотическими способами -- вплоть до досрочных выборов президента. Со стороны Минэкономики: вы верите в решения типа всеобщей встряски, не говоря об их политической возможности -- технически они возможны?
-- Взрывных решений, с моей точки зрения, просто не существует. Нужны не взрывы, а методичная работа и ответственные решения.
-- Могут ли считаться основанием для роста 2016 года кампании по деофшоризации и амнистия капиталов?
-- Это разные идеи. Я полностью поддерживаю закон об амнистии капиталов -- это, безусловно, шаг в правильном направлении. Договориться с бизнесом о том, что мы все-таки не рассматриваем каждого предпринимателя как преступника, что существует презумпция невиновности, никогда не поздно и всегда полезно. Закон о контролируемых иностранных компаниях в его нынешнем виде, с моей точки зрения, избыточно жесток для бизнеса. Я считаю, что мы должны больше мотивировать компании принимать такие решения, а не понуждать их менять юрисдикции.
-- С вашей точки зрения, в правительстве есть запрос на такие взрывные решения?
-- Все, что мы сейчас обсуждаем,-- это даже уже и не дежавю, а дежавю в особо крупном размере.
В том, что обсуждается сегодня как потенциальный прорыв или перелом, нет ничего из того, о чем бы не говорили 10-15 лет назад. Не надо ничего придумывать -- надо доводить до конца то, что решили раньше.
Посмотрите, ведь мы опять сейчас обсуждаем судьбу накопительного компонента пенсионной системы. Мы обсуждали его неоднократно, приняли решение, все думали, что оно последнее, а теперь его опять подвергают сомнению.
-- В какой степени повлияют на рост в экономике в 2016-2017 годах создание территорий опережающего развития (ТОР) и разработка схожих институтов? Меня в июне крайне удивило заявление Минэкономики о будущей принципиальной доступности с 2019 года режима ТОР на всей территории РФ.
-- Доступность режима ТОР во всех регионах -- на самом деле это следовало бы делать не с 2019 года, а прямо сейчас. Это фундаментальная идея: если национальный режим работы какому-либо бизнесу не позволяет чувствовать себя комфортно с точки зрения соотношения доходности и рисковости, а нам этот бизнес нужен -- мы специальными режимами ему создаем возможность существования. По-хорошему, нужно этот специальный режим сделать общим. Мы это не можем сделать по разным соображениям -- например, фискальным. Но мы можем увеличить его доступность.
Опыт ТОР надо действительно тиражировать, нет смысла замыкать его в рамках Дальнего Востока. Для локального роста недостаточно иметь хороший правовой режим -- там нужны ресурсы и рынок. И если эту рамку ТОР накладывать на существующие ресурсы, на регионы с избыточными ресурсами, в том числе трудовыми, на существующие рынки, это даст серьезные перспективы.
SIA.RU: Главное
