Петербургский международный экономический форум (ПМЭФ) в четверг, 1 июня, открылся острой дискуссией на высоком государственном уровне. Известный экономист, бывший министр финансов РФ, глава экспертного «Центра стратегических разработок» Алексей Кудрин бескомпромиссно заявил в ходе форума, что российский нефтяной сектор должен быть приватизирован в течение ближайших 7-8 лет, так как государственный статус, по его мнению, приносит российским нефтяным компаниям больше вреда, чем «положительного эффекта».
Высказанное на ПМЭФ мнение Алексея Кудрина быстро прокомментировали в Кремле. Так, пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков заявил в ответ, что «у правительства таких планов пока нет». А председатель совета директоров «Роснефти» Андрей Белоусов в ходе форума рассказал СМИ, что относится к предложению Кудрина отрицательно, а вопрос о приватизации нефтяных компаний в российской повестке дня пока отсутствует. Кроме того, неизвестно, что будет через восемь лет с ценами на нефть и, соответственно, с ценами на нефтегазовые активы.
Мнение Алексея Кудрина по вопросам возможной приватизации госсобственности хорошо известно. Так, еще перед открытием форума он заявлял о необходимости выхода государства вообще из всех принадлежащих ему активов, кроме активов сектора оборонной промышленности. Алексей Кудрин и его экспертный центр тесно взаимодействуют с правительством и Кремлем, в связи с чем ему не может быть неизвестно, что у государства в настоящее время нет планов продажи контроля в нефтяных активах, ныне находящихся в государственной собственности. Так для чего и для кого было сделано это громкое заявление? Мы полагаем, что оно было предназначено исключительно для «западных партнеров» России, причем для тех, кто настроен по отношению к России не всегда по-партнерски. Возможно, это заявление было намеренно провокационным, чтобы на Западе увидели, что петербургский форум – это площадка для свободного обмена разными мнениями, в том числе независимыми мнениями, несовпадающими с точкой зрения властей.
Однако приватизация миноритарных пакетов акций ряда интересных фондовому рынку госкомпаний сегодня уже находится в повестке дня правительства, так как проблему дефицита госбюджета и необходимости его финансировать пока никто не отменял. А все государственные нефтяные корпорации в России не являются унитарными предприятиями, они все являются акционерными обществами, то есть коммерческими организациями, и, более того, миноритарные доли в этих компаниях торгуются не только на Московской фондовой бирже, но и на зарубежных. Даже у государственной трубопроводной монополии «Транснефть» привилегированные акции свободно обращаются на Московской бирже. Кроме того, в России нет единой государственной нефтяной корпорации, как, например, в странах-членах ОПЕК, а есть несколько крупнейших госкомпаний, конкурирующих не только друг с другом, но и с крупными частными нефтяными компаниями. Поэтому можно считать, что у России определенные предпосылки для продажи контроля в государственных нефтяных компаниях имеются, в связи с чем нельзя сказать, что Алексей Кудрин выступил с заведомо нереализуемым предложением. Мы даже можем предположить, что власть по каким-либо пока неизвестным широкой общественности причинам через 7-8 лет может решиться на радикальный шаг – продажу контроля в нефтяных активах. Вопрос будет заключаться только в том, выиграет ли от такого шага Россия или проиграет.
Самым распространённым аргументом в пользу бессмысленности приватизации государственных нефтяных компаний не только в России, но и в мире является тот факт, что 90% мировых запасов нефти и 75% мировой добычи нефти контролируется государственными нефтяными компаниями. И действительно, из 25 крупнейших нефтяных корпораций мира только семь являются частными, это всем известные названия из США, Великобритании и еще некоторых стран «Большой семерки» (Exxon Mobil, BP, Chevron, Total, Royal Dutch Shell и т.д.), а все остальные (72%) – государственными. В свою очередь, в развивающихся странах нефтедобыча находится в руках госкорпораций. Прежде всего речь идет о странах ОПЕК, а также о таких независимых производителях нефти как Россия, Китай, Бразилия, Мексика, Индия, Малайзия, ЮАР, Казахстан, Азербайджан, Алжир, Вьетнам. В некоторых странах Запада, в частности, в Норвегии и Канаде, добыча нефти тоже сосредоточена в основном у государственной нефтяной компании. А крупнейшей нефтяной корпорацией мира и по объему контролируемых ею запасов, и по объему добычи нефти является госкорпорация Саудовской Аравии Saudi Aramco, которая намерена в ближайшие несколько лет провести IPO и вывести на биржу миноритарный пакет акций, но продавать контроль в ней государство (королевская семья) совсем не собирается. Однако эти факты совершенно не останавливают западных и вторящих им российских либеральных экономистов, а также порой экспертов глобальных финансовых институтов (МВФ и Всемирного банка), полагающих, что в экономической эффективности государственные нефтяные компании по определению проигрывают частным. Причины неэффективности госкомпаний, по мнению таких экономистов, заключаются в недостаточной гибкости принятия решений, необходимости финансировать по решению акционера-государства социальную инфраструктуру и участвовать в решении нужных государству задач в ущерб своей прибыльности, а также в раздутом управленческом аппарате и недостаточной информационной открытости.
Но нужно отметить, что подобная точка зрения появилась еще в 60-70-е годы прошлого века, когда госкорпорации в нефтедобывающих странах являлись в основном государственными унитарными предприятиями (как во многих странах ОПЕК). Тогда еще не был известен опыт современных России и Китая, когда несколько госкорпораций, являющихся акционерными обществами, работают на конкурентном внутреннем рынке и конкурируют не только между собой, но и с частными корпорациями. Из этого следует, что радикальная точка зрения (госсобственность – плохо, частная собственность – замечательно) должна подвергнуться серьезному пересмотру. Но из этого также автоматически следует, что мнение с противоположной крайности (все частное плохо, а все государственное – хорошо) тоже устарело и тоже должно пересматриваться.
Интересно, что даже президент России Владимир Путин не исключал проведения в России новой приватизации госсобственности, но на принципиально иных условиях, чем это происходило в 90-е годы прошлого века, когда каждый олигарх или мошенник мог утащить себе при молчаливом согласии властей любой кусок госсобственности (залоговые аукционы 90-х стали образцом подобной несправедливой и преступной приватизации). Более того, Генпрокуратура РФ впоследствии выявила, что в 90-е годы на каждую приватизационную сделку приходилось в среднем одно преступление. Сравнительно недавно Владимир Путин обозначил принципы, без которых невозможно будет провести новую приватизацию, если будет в ней необходимость. Это недопустимость госкредитов для участников приватизационных торгов, полная информационная прозрачность покупателя и запрет участия в приватизации офшорных компаний. Более того, вероятную приватизацию при соблюдении таких принципов в 2016 году в интервью одобрил даже известный экономист, пользующийся репутацией «жесткого государственника», академик Сергей Глазьев. Хотя он открыто не назвал те отрасли, государственная собственность в которых могла бы быть приватизирована, но в то же время он не оговаривал специально, что приватизация именно нефтяных активов недопустима.
Таким образом, нельзя сказать, что Алексей Кудрин, сделавший громкое заявление на форуме, является возмутителем спокойствия. Идея продажи контроля в крупных госкомпаниях хоть сегодня и отсутствует в повестке дня правительства, но, в принципе, может появиться в ней через некоторое время. В том числе речь может идти и о приватизации нефтяных компаний.
Однако мы полагаем, что, несмотря на некоторые предпосылки к приватизации крупнейших корпораций, таких как «Газпром нефть» (а зачем «Газпрому» нужен такой огромный непрофильный актив?) или даже самой «Роснефти», в которой государство, пусть маленькими порциями и постепенно, но уверенно распродает свой пакет иностранным инвесторам, вопрос о приватизации нефтяных компаний в России появится на повестке дня только в очень долгосрочном периоде. А скорее всего, вообще не появится. И для этого есть ряд не менее серьезных предпосылок, чем для приватизации.
Во-первых, в современной России никто не доказал более высокой эффективности частной собственности в крупном нефтяном бизнесе по сравнению с государственным. Уже много лет и крупнейшие государственные нефтяные компании («Роснефть», «Газпром нефть»), и крупнейшие частные («ЛУКОЙЛ») публикуют отчетность по международным стандартам и показывают примерно схожую динамику финансовых результатов. Если в период кризиса падает выручка, то она падает у всего сектора сразу. Соответственно, сокращается чистая прибыль. А дивиденды платят все крупнейшие компании, следуя лучшей практике корпоративного управления. Одновременно частная компания «Сургутнефтегаз» является самой непрозрачной нефтяной компанией и одной из самых непрозрачных публичных компаний в России. До сих пор рынок и общественность не имеют полной информации о том, кто владеет контрольным пакетом акций «Сургутнефтегаза», где хранится его знаменитая «денежная подушка» и каким образом на фоне бурного роста нефтяных цен в 2016 году «Сургутнефтегаз» умудрился, благодаря этой же «подушке», выйти в убыток от разницы курсов валют. Так в чем же заключается более высокая эффективность частного бизнеса по сравнению с государственным?
Во-вторых, если государство решится на полную приватизацию нефтяного сектора, то неясно, что произойдет с «Татнефтью». Юридически эта компания уже является частной и приватизации подлежать не может. Но фактически всем известно, что ее конечным владельцем являются власти Республики Татарстан, контролирующие компанию через государственные же структуры. Если федеральные власти вознамерятся продать контрольный пакет акций «Татнефти», то рискуют получить сопротивление властей одного из крупнейших промышленных и нефтяных регионов России. Но власти на это не пойдут, из чего следует, что о полном выходе государства (хотя бы на региональном уровне) из нефтяных активов говорить не приходится. Кроме того, не вполне ясно, что государство будет делать с «Транснефтью». С одной стороны, это естественная монополия, которая занимается только транспортировкой нефти, а не добычей и переработкой. С другой стороны, компания для естественной монополии является достаточно прозрачной, а ее «префы» торгуются на бирже, поэтому теоретически вопрос хотя бы о приватизации миноритарного пакета этой госкомпании может возникнуть, если начнется массовая приватизация нефтяных активов. Но это малореально, ведь тогда государство рискует утратить контроль за транспортировкой нефти и особенно за экспортом нефти.
В-третьих, мировой опыт уже доказал, что в нефтяном бизнесе в XXI веке не существует единственного решения – приватизировать либо не приватизировать нефтяные активы. Есть опыт и ОПЕК, и России, и Китая, и многообразный опыт стран Запада. Отсутствие единого решения в данной дилемме еще в 2012 году признавал даже либеральный экономист Сергей Гуриев, ныне проживающий на Западе. А поскольку единое решение отсутствует, то никто не мешает российскому нефтяному бизнесу продолжать идти своим успешным путем и даже быть примером для многих развивающихся и даже развитых стран.
В-четвертых, единое решение данной дилеммы теоретически может быть найдено, но не факт, что оно приведет к более высокой эффективности частного нефтяного бизнеса, чем сегодня. Такое решение заключается в том, что государство теоретически может восстановить жизнеспособные элементы планового управления нефтяным сектором, как это было в СССР, и тогда вопрос о том, кто является собственником контрольного пакета конкретной нефтяной компании, автоматически уйдет на второй план, и возможная приватизация контрольного пакета какой-либо госкомпании уже не будет выглядеть разбазариванием государственных активов. Например, если частный инвестор приобрел в собственность контрольный пакет крупной нефтяной компании, то он будет обязан заплатить государству кроме стоимости пакета еще и налог на крупную покупку, либо осуществлять в течение определенного времени инвестиции в бизнес купленной компании под строгим контролем государства. Однако, хотя такое решение возможно, оно пока не доказывает большей эффективности элементов планового управления экономикой по сравнению с госсобственностью на сырьевые активы в рамках рыночной экономики.
Читайте также:
Кроме того, есть ряд вопросов, которые могут осложнить проведение приватизации, даже если государство, сами нефтяники, потенциальные инвесторы и гражданское общество придут к согласию по факту приватизации. Одним из них является вопрос о западных санкциях, которые действуют против всего российского нефтяного сектора. Под санкциями находятся не только госкомпании, но и негосударственный «ЛУКОЙЛ». Санкции будут существенно сбивать цену на нефтяные активы, ведь привлечение капитала и доступ к новым технологиям для будущего инвестора будет ограничен. Другой вопрос о том, что президент страны поставил задачу в ближайшие несколько лет значительно увеличить долю несырьевого сектора в бюджете. Это, безусловно, выгодно для всего общества, но, если такая программа будет выполнена, российские нефтяные активы могут существенно подешеветь. И тогда приватизация вряд ли сможет решить главную задачу, для которой она проводится – пополнение бюджета, по крайней мере, на те суммы, которые планировало бы выручить государство за эти активы, если бы приватизация проходила бы сегодня.
Более того, на фоне достаточно эффективно проходящей в России борьбы с коррупцией исчезает важный аргумент у сторонников приватизации, что якобы государственная собственность на активы служит полем для взяточничества. Как отметила компания Ernst & Young в своем исследовании, уровень коррупции в России сегодня ниже среднемирового. А это доказывает, что форма собственности на активы и склонность к экономическим преступлениям в данной стране не коррелируют друг с другом. Таким образом, для нас вопрос о том, будет ли в ближайшие 7-8 лет в России массовая приватизация нефтяных активов, уже решен – не будет. Минусов и нерешенных проблем при приватизации будет намного больше, чем при ее отсутствии.
Наталья Мильчакова, замдиректора аналитического департамента Альпари
SIA.RU: Главное
