Через пять лет экспорт продукции российского АПК должен вырасти с $24 млрд до $45 млрд в год. При этом в текущем году объем поставок в деньгах будет ниже прошлогоднего, а экспортеры одного из ключевых товаров — зерна регулярно жалуются на искусственные ограничения. О том, как планируется выполнять программу по экспорту и почему зерновой рынок нужно контролировать, в интервью “Ъ” рассказал глава Минсельхоза Дмитрий Патрушев.
— Вы ожидали рост производства продукции АПК на уровне 2,3–2,5% в этом году. Прогноз оправдывается?
— Да, ожидаем, что рост АПК с учетом переработки в этом году будет в диапазоне от 2,3% до 2,5%, при этом производство продукции сельского хозяйства, по нашим оценкам, вырастет на 2% к прошлому году, и это достаточно неплохой показатель. В этом году рекордные сборы ряда сельхозкультур, а урожай зерна — второй по масштабам в постсоветской истории. И это несмотря на то, что ряд регионов у нас столкнулись с очень серьезными сложностями. В 25 регионах был объявлен режим чрезвычайной ситуации в связи с неблагоприятными погодными условиями для сельского хозяйства.
— Минсельхоз планирует за пять лет значительно повысить рентабельность отрасли. Как это планируется сделать?
— Плановая рентабельность в текущем году — 14,6%, что более чем на 2 процентных пункта выше, чем годом ранее. А если сравнить с досанкционным 2013 годом, когда этот показатель в АПК был 7,3%, сейчас он вырос вдвое. В рамках решения задач, которые прописаны в госпрограмме развития сельского хозяйства до 2025 года, будем стремиться к уровню выше 17%, даже под 18%. Развитие экспорта, усиление внутренней конкуренции и конкуренции со стороны импортеров заставляют компании работать над своей эффективностью, сокращать издержки.
— Сегодня перед отраслью стоит задача нарастить экспорт продукции АПК до $45 млрд к 2024 году. Но в этом году, как прогнозируется, роста в деньгах не будет…
— В рамках нашего национального и ведомственного проектов у нас есть определенные планы. В соответствии с ними в этом году экспорт продукции АПК в денежном выражении должен составить $24 млрд. Эту цель мы достигнем. Если сравнивать эту цифру с прошлогодним показателем, результат несколько ниже, но на это есть абсолютно объективные причины. В первую очередь это связано с изменением структуры экспорта. В текущем году объем, который приходится на нашу основную экспортную позицию — зерно, несколько снизился. Но при этом мы сильно подросли по другим сегментам. Безусловный лидер в 2019 году по темпам роста и основной драйвер, который позволит нам выполнить целевой показатель, это масложировая продукция — ее поставки увеличились более чем на четверть. Еще один фактор — высокие цены на продукцию сельского хозяйства в этом году: достаточно неплохо продается все на внутреннем рынке.
— Вы упомянули масложировую промышленность. Их лоббисты просят повысить экспортную пошлину на вывоз подсолнечника с 6,5% до 20%, чтобы стимулировать вывоз масла. Как к такой инициативе относитесь?
— По этому поводу пока решение не принято, но надо совершенно четко понимать, что если мы сейчас повысим пошлину на экспорт семечки, мы тем самым снизим для себя объем, который будет вывезен. Поэтому нужно соблюдать баланс.
— В целом экспортные планы, заложенные в нацпроекте на $45 млрд, считаете реальными? Многим они кажутся слишком оптимистичными…
— Будем работать над этим. В целом у нас есть понимание, как достичь целевых ориентиров. Это четыре основных направления: создание новой товарной массы, которую мы будем экспортировать, развитие логистики — как мы будем вывозить, каким транспортом, какими коридорами. Устранение внешнеторговых барьеров и, конечно, продвижение на экспортных рынках. Недавно президентом был подписан указ о том, что в Минсельхозе будут свои представители за рубежом. В соответствии с этим решением Минсельхоз направит в 50 стран мира атташе по АПК.
Также уже практически принято решение о субсидировании перевозок продукции, которая идет на экспорт. Раньше это было не по всем регионам и не по всем видам транспорта. Сейчас мы туда включили и автомобильный, и водный транспорт, сняли географические ограничения. Ну и наконец, это увеличение экспорта продукции с высокой добавленной стоимостью. Россия также предлагает создавать предприятия переработки не только на своей территории, но и в других странах, в том числе на условиях партнерства. По сути, мы сможем сбывать туда наше сырье.
Добавленная стоимость и доход переработчиков будут формироваться за рубежом, но при этом будет возможен возврат капитала.
На сегодняшний день мы прорабатываем механизмы выстраивания такого бизнеса.
— У России много надежд на китайский рынок в рамках развития экспорта. Но по той же свинине он остается закрытым. Когда ограничения могут быть сняты?
— Российские производители уже имеют возможность поставлять туда курицу, индейку, молочную продукцию. На завершающей стадии у нас протокол по говядине. Расширен перечень и объем поставляемых зерновых, масличных и продуктов их переработки. На самом деле китайский рынок довольно закрытый, они крайне неохотно пускают кого-то. Поэтому я считаю, что возможность поставлять продукцию, которую я назвал, это уже достаточно серьезное достижение. Что касается свинины, мы работаем в этом направлении уже многие годы, и я думаю, что в перспективе сможем решить и этот вопрос. С китайцами ведем переговоры, чтобы они допустили на свой рынок российскую продукцию из чистых регионов, где никогда не было никаких проблем с африканской чумой свиней (АЧС).
— Ситуация с АЧС в самом Китае пока не сделала их более открытыми к диалогу, договороспособными?
— Она заставила их, на мой взгляд, лучше слышать, и улучшение их договороспособности, очень надеюсь, не за горами. В Китае действительно наблюдается очень серьезный рост цен на свинину из-за этой ситуации, и они вынуждены будут где-то закупать мясо. А с точки зрения логистики наша свинина, конечно, для них очень удобна.
— В этом году много говорили об амбициях России в сегменте органических продуктов. Звучал прогноз, что в перспективе РФ может занять до 15% мирового рынка органики с оборотом в $100 млрд. Опять же, не слишком ли оптимистично, и с чем связано такое внимание к этому рынку?
— Эта оценка строится на том, что органическое сельское хозяйство на сегодняшний день мировой тренд. Практически в 170 странах мира им активно занимаются. Органика — одно из наиболее перспективных направлений развития сельскохозяйственной отрасли любого государства, которое обладает большим количеством ресурсов. У России огромный земельный фонд, и в том числе довольно много земли, не получавшей «химию» на протяжении долгих лет. Рынок большой, я думаю, что мы займем достойную нишу.
— Другая тема, которая активно обсуждается на рынке,— создание единого зернового оператора, чем сейчас занимается ВТБ. Вы как к этому относитесь?
— ВТБ на сегодняшний день владеет 50% минус одна акция Объединенной зерновой компании (ОЗК), которая по сути и является государственным единым зерновым оператором. У нее есть и портовые мощности, и вагоны, и трейдинговые возможности, и другие необходимые ресурсы.
— Но ВТБ помимо ОЗК и подконтрольного компании Новороссийского комбината хлебопродуктов теперь контролирует и «Русагротранс», Новороссийский зерновой терминал, интересуется терминалом в Тамани, занимается сам трейдингом…
— Если компания, которая раньше не занималась сельским хозяйством, принимает решение и идет в этот достаточно непростой вид бизнеса, для нас это очень позитивно. Мы всячески поддерживаем инициативы, которые ВТБ сейчас реализует. Хорошо, что появится еще один большой игрок на рынке, что у них есть все эти активы. Они будут создавать более здоровую обстановку и формировать конкурентную среду, в которой выиграет тот, кто сможет минимизировать свои издержки и себестоимость.
— Вице-премьер Алексей Гордеев говорил об идее создания ведущими странам—экспортерам зерна организации типа ОПЕК. Считаете это необходимым?
— Я здесь поддерживаю Алексея Васильевича. Считаю, что ключевые страны—производители зерна должны садиться и договариваться, уделять больше внимания кооперации в вопросах обеспечения стабильности на зерновом рынке, формировании ценовой политики.
В определенных странах пока еще существует голод — и здесь мы могли бы им помочь, если бы координировали свои усилия.
Россия поднимала вопрос о целесообразности регулирования зернового рынка в части объемов производства и ценообразования, однозначно это требует дополнительной проработки, например, в рамках очередного заседания на площадке Международного совета по зерну.
— В пищевой промышленности создаются две похожие системы контроля: цифровая маркировка и система Россельхознадзора «Меркурий». Не много?
— Давно ведутся споры, что лучше, маркировка или «Меркурий». Очень многие говорят, что избыточным было бы функционирование двух систем. На наш взгляд, они ни в коем случае друг другу не противоречат.
— Не дублируют?
— Дополняют. «Меркурий» позволяет отслеживать торговые и производственные процессы и дает возможность пресекать попадание небезопасной и некачественной продукции на прилавки, препятствует появлению на рынке как контрафакта, так и фальсификата. Система маркировки позволяет отследить контрафакт и оборот готовой продукции, в том числе и в ритейле. Сейчас в эксперименте по интеграции этих систем участвует порядка 40 компаний — производителей молочных продуктов, и наша основная задача — исключить возможное дублирование.
— В том числе из-за санкций крупные иностранные компании, производители пищевой продукции или сырья, давно не выходили на российский рынок. Вас это не беспокоит?
— Мы, во-первых, самодостаточны, наш бизнес, как я уже сказал, сам готов вкладывать деньги в инвестиционные проекты как у нас в стране, так и за рубежом. Помимо всего прочего, на российском рынке присутствует достаточное количество иностранных компаний. В части привлечения иностранных инвестиций можно привести недавний пример с Саудовской Аравией. Мы договорились с государственной компанией Саудовской Аравии SALIC, которая готова входить с инвестициями, чтобы переработанную продукцию потом экспортировать в том числе в Саудовскую Аравию.
Интервью взял Анатолий Костырев
SIA.RU: Главное
