Он занимался рекламой и книжным дизайном, публиковался в «New Yorker», «Rolling Stone», «Коммерсанте», «Эксперте», а сейчас преподает в Британской высшей школе дизайна и его курс пользуется огромной популярностью. На празднике чтения «День Ч», который состоялся в Иркутске в начале марта, Виктор Меламед был почетным гостем. Портал SIA.RU, пользуясь случаем, задал ему несколько вопросов.
Иллюстрация как бизнес: «Клиент – это частный случай зрителя»
Виктор, профессия иллюстратора сегодня востребована?
– Профессия востребована тогда, когда тебе есть что ей предложить. Как человек, который двадцать лет провел в индустрии, могу сказать, что мой главный принцип в отношениях с коммерческой стороной – не смотреть на то, что требует индустрия. Потому что как только она видит новые крутые вещи, тут же забывает, чего исходно хотела. Именно поэтому я считаю, что гораздо более правильный сценарий – через зрителя к клиенту, ведь клиент – это частный случай зрителя.
Но клиент должен как-то обозначить, чего он хочет?
– Здесь есть проблема. Люди, которые заказывают работы, если речь идет не об арт-директоре журнала или о галерее, а о коммерческих заказах, в массе своей «не насмотрены». То есть, клиенту нравится современная иллюстрация, но у него нет языка, который ее точно описывает. Это проблема и художников, потому что они не умеют задавать вопросы, которые помогли бы клиенту сформулировать, чего он хочет и в чем проблема. Поэтому часто бывает, что один формулирует, как может, какие-то требования, второй под них подстраивается, но результат ни того, ни другого не устраивает.
Тогда начинаются правки?
– Да, начинаются придирки к формальным вещам и просьбы типа «подвинь зрачок на пять миллиметров». По-человечески мне такая ситуация абсолютно понятна: уже войдя в ситуацию партнерства, сложно просто так выйти из нее, тем более, время идет, работа нужна завтра, она частично уже оплачена, есть понимание, что это может закончиться хорошо. Но что-то не нравится. И человек начинает искать объяснений. Поэтому, когда клиент начинает засыпать художника комментариями, правками, придирками, это означает очень простую вещь – ему не нравится. А сказать об этом он почему-то не может.
Что делали вы, когда ваша работа не нравилась клиенту?
– Я довольно быстро научился говорить: «Ок. Вот мой товарищ, он сделает лучше». Понял, что мои эмоции мне дороже. Несмотря на то, что я занимался коммерческой иллюстрацией очень долго, я считал, что это в первую очередь мое творчество, мне интересны конкретные пластические задачи, именно в этом я старался развиваться, а не в том, чтобы уметь ловко подстраиваться под клиента. С другой стороны, когда я находился в позиции арт-директора, промежуточного звена между клиентом и художником, я искал более комфортный выход из ситуации. Иногда переделывал работу сам.
Иллюстрация как творчество: «Задача художника – делать вещи странными»
Для того чтобы не подстраиваться, художнику нужно имя?
– Нет, художник может не иметь имени, но делать крутые вещи. В нашей среде это называется «найти свой стиль». Как преподаватель, я считаю опасным раньше времени запираться в один круг задач, ведь чтобы удивлять зрителя, нужно постоянно делать что-то новое. Любая форма искусства, даже самая радикальная, со временем автоматизируется и превращается в обои, поэтому искусство требует остранения. Об этом говорил писатель и литературовед Виктор Шкловский, и я с ним согласен.
Требует остранения?
– Мы смотрим боевик, где все взрывается и погибают люди, и мы благополучно засыпаем, потому что знаем как это устроено, знаем, что случится в следующую минуту. То же самое с изобразительным искусством.
Поэтому задача художника – делать свои вещи странными. Это заставляет зрителя остановиться и сказать «я не понимаю, что здесь происходит, я не понимаю, как это устроено, это новый для меня опыт». Таким образом художник получает возможность общаться со зрителем более длительно, не давая ему быстро выйти из этой ситуации.
В вашей книге «111 портретов музыкантов» все портреты странные?
– Они все про остранение. Часто мне приходилось иметь дело с портретами людей всем известных и мне кажется, бесполезно воспроизводить всем знакомый образ, ведь добиться узнавания – не самое сложное. Самое сложное – удержать зрителя. Поэтому мои портреты не про то, чтобы вы узнали селебрити, а про то, чтобы вы узнали, а потом засомневались. Или наоборот.
Творить можно бесконечно долго. Но в коммерческом заказе это непозволительная роскошь. Наверняка у вас есть технология, которая позволяет сделать этот процесс более эффективным.
– Это вопрос моей профпригодности. Если бы я не мог предложить своим студентам технологию, мне нечего было бы делать в преподавании. У меня на курсе есть принцип: фильтруй – не вымучивай. Пока ты вымучиваешь решение, оно может быть удачным, может быть неудачным. Но это – не система. Система, творческий метод возникает тогда, когда ты можешь сказать: вот круг решений, я выбираю вот это. И когда ты выбираешь, у тебя появляется еще круг решений.
Для курса 18-20 вы сделали визитку-автопортрет. Можете ли рассказать, каков был ваш первый шаг, второй...?
– Это очень просто...
Началось с очков?
– Конечно. Это такая рифма, восьмерка и очки, что мне даже стыдно. То есть, вы начинаете с рифмы, а потом смотрите, как достроить образ. Чем может быть нолик? Может быть бородой. Как мне сделать нос из двойки? Вот так. Чем может быть единица? Кепкой. Я люблю такие игры. Мы со студентами пытаемся в это играть. Хорошо, что вы про это спросили, потому что мне важна в графике некая свобода и пространство для таких решений.
Какие вопросы нужно задать себе, чтобы понять, что нравится и что не нравится в иллюстрации или другом произведении искусства?
– Вопросы, которые нужно себе задавать, лежат в плоскости метафоры. Чтобы найти ее, мы можем сопоставить разные чувства. Список чувств легко нагуглить, их больше, чем пять. С ним можно посмотреть на картину и сказать – на вкус она сладкая, меня это устраивает, а вот то, что она слишком тяжелая, мне кажется проблемой. То же самое работает с музыкой, литературой, с любым искусством. Когда мы совершаем такую интеллектуальную работу, мы не просто понимаем, почему нам нравится или не нравится произведение искусства, мы острее и целостнее переживаем этот опыт.
Такой способ можно использовать и в работе?
– Конечно. У меня раскручена эта машинка, я могу любой свой опыт описать в терминах синестезии, могу найти то чувство, которое дополнит мой визуальный опыт и позволит проанализировать вещь. Затем, если, например, обнаруживаю, что у меня картинка получается тяжелой, у меня два пути: либо устранить эту тяжесть, либо утяжелить еще сильнее. Для этого мне надо разобрать все визуальные аспекты на элементы, которые мне подскажут, что именно создает это ощущение тяжести и так далее.
Иллюстрация как профессия: «Моя задача – сделать так, чтобы всем было интересно»
Что сложнее: научить студентов думать или рисовать?
– Моя задача – научить мышлению. Интернет сейчас – это ведь не только общение, там миллиард тьюториалов по всем темам. Я занимаюсь тем, что помогаю людям выбирать свою траекторию, то есть считаю себя в этом смысле модератором самообучения.
На такое обучение есть спрос?
– Мой курс довольно популярный: он совсем недешево стоит, и в группу мы набираем 25 человек. При этом на собеседования приходят больше сотни людей, то есть, конкурс – четыре человека на место. История с художественным образованием в стране вот какая: многие люди, которые его получают, не знают, что с этим потом делать, они либо не могут найти работу, либо не любят ее. Они часто травмированы "остроумными" шутками своих преподавателей. И в этом случае наша первая задача – гладить людей по голове и говорить: «ты вообще-то крут, все хорошо». Я не считаю себя вправе решать, художник ты или не художник. Если человек ко мне приходит, и он самообучаем – не обучаем, а именно самообучаем, я готов ему помочь.
Приходят ли к вам учиться "с нуля"?
– Мое уникальное торговое предложение, что называется, заключается в замыкании людей, травмированных художественным высшим образованием, на людей, травмированных отсутствием художественного высшего образования. Ведь несмотря на снобизм в нашей системе художественного образования, вокруг художественных вузов выстроены бастионы, и чтобы поступить, нужно год-два-три ходить на какие-то занятия к репетитору, который потом принимает экзамены.
Но у вас тоже есть подготовительные курсы?
– Да, и я не могу сказать, что ко мне все поступают. Но вопрос в первую очередь стоит так: «У меня есть возможность взять столько-то людей. Хочешь у меня учиться? Тебе нужно подтянуть то-то и то-то».
Например, технику рисования?
– Не всегда это вопрос скиллов или техник. Иногда человек учится шесть лет или больше, у него качество рисунка впечатляющее, но это не творчество – это демонстрация. Ты приобретаешь какие-то навыки и воспроизводишь их, тебе платят деньги, но тебя это не устраивает, ты хочешь чего-то другого, а чего – ты даже сам не можешь сказать.
Так вот, когда мы замыкаем людей, которые слишком дурные для художественного высшего образования и людей, которые прошли высшее художественное образование, и не знают, что с ним делать, все – можно отходить, там никакая система не нужна, они начинают обучать друг друга.
В чем тогда ваша задача?
– Моя задача – сделать так, чтобы было интересно и этим, и этим. Мы ставим брифы, которые не выполнимы никакими скиллами, и задачи, которые требуют разнообразия ответов. Если человек, который на голову выделяется из всей группы уровнем навыков, легко выполнит задание и ему будет скучно, то вся остальная группа будет фрустрирована тем, что они далеко позади, понимаете?
Мы же создаем такие ситуации, чтобы студенты выходили на небезопасную для себя территорию и начинали задавать вопросы. Когда человек задается вопросом, я могу подсказать ему ходы, подсказать, где посмотреть. И если он разберется, проанализирует того или иного художника, увидит, как это работает, то сможет этому научиться. Это и есть, собственно, обучение. Но оно начинается тогда, когда возникают вопросы. Пока вопросов нет, пока человек приходит и говорит: «научите меня», я ничего не могу сделать.
SIA.RU: Главное
